По голодисплею побежали простыни данных, напоминающие поименный список погибших в некоей великой битве, однако в каждой строчке значился не отдельный солдат, а десятки, сотни, тысячи, а иногда и миллионы жизней.
— «Рискованный», «Магна патер», «Осада Корва», «Злобный», «сабельная» группа Омикрон. Мне продолжать? — выпалил Амрад. — Мир-механизм не остановится только потому, что вы отступили и отдали Варвенкаст на растерзание. А дальше что? Выдвинитесь на его уничтожение, когда он покончит с предложенным ему блюдом? Или снова сбежите и будете наблюдать, как он поедает одну планету за другой? Или вы ждете божественного откровения, как взорвать эту штуку? У тебя есть всего два варианта: сдавать неприятелю миры или погибнуть, сражаясь. Я единственный предложил иной выбор и теперь собираюсь воспользоваться предоставленной мне возможностью, если выйдет. Но ежели ты хочешь отвечать за грядущую катастрофу, которая непременно случится, сейчас самое время. Оружия у нас здесь хватает, свидетелей предостаточно. Прими мое командование на себя, Венеций, но прежде подумай, действительно ли этого хочешь.
Шехерз не знал капитана Венеция лично и мог только строить догадки, что он за личность. Вполне возможно, он был из тех, кто готов пересечь психологический порог и с оружием в руках пойти на другого космического десантника. А может, он просто искренне верил, что Имперский флот найдет какой-то способ вступить в схватку с чудовищным механизмом, не погибнув раньше времени. Если именно в этом крылась причина, тогда эти двое непременно подерутся. Шехерз прекрасно понимал, что магистр его ордена ни за что не уступит.
Венеций отвернулся от Амрада и двинулся прочь, чтобы присоединиться к своей почетной страже.
— Ты сумасшедший, — бросил он, шагая через часовню.
— У каждого своя репутация, — парировал Амрад.
Минуло мгновение, и Шехерз почувствовал, что опасность миновала. То же ощутили и остальные делегаты, расслабив напряженные мускулы и переведя дыхание. Внешне Венеций не выдавал своего отступления, однако именно это он и сделал.
Конклав разошелся в тишине: сказать было больше нечего. Астральные Рыцари выбрали свой путь, и никто не собирался отговаривать их от безумной затеи. Бросая на всех сердитые взгляды, Венеций вывел из помещения свиту.
— Это было первое сражение из тех, что ждут сегодня, — сказал магистр, когда к нему подошел Шехерз. — Остальные ордены привыкли наблюдать, как Астральные Рыцари выбирают свой путь и ожидают, что другие их примирят. Красные Консулы избавляются от всего, что связывало их с жизнью до вербовки, вот почему они солдаты, и не более. У Захватчиков и вовсе нет времени на политику, по ним, уж лучше стоять по колено в трупах. А Ультрамарины считают себя образцовым орденом Космического Десанта, и любой, кто отклоняется от буквы Кодекса, в их глазах неуправляем или того хуже. Пусть думают, что хотят, капитан. Мы делаем что должны.
— Я изучил компьютерную модель защитного экрана мира-механизма, перевел разговор на другую тему Шехерз, — и выявил, что его может пробить твердое тело на низкой скорости. Правда, не представляю, о том ли вы говорили, магистр.
— Ты согласен с Венецием, что план безумен?
— Не то чтобы безумен, но…
— Но что?
Шехерз замялся, подбирая подходящие слова:
— «Темпестус» не выживет.
— Само собой. Даже если корпус останется цел, больше он все равно не полетит. А если мир-механизм будет уничтожен, баржу ждет та же участь. Это главный аргумент против нашего образа действий?
— Я понимаю, это не должно нас останавливать, но все же скажу. Мой господин, «Темпестус» — древнейший корабль во всем нашем флоте, один из лучших кораблей, которые может заполучить любой орден. Его машинный дух одного возраста с миром-кузницей, где заложили его киль. Эта баржа пережила такие шторма, какие, наверное, не удалось бы пережить никакому другому кораблю в Империуме. Как всякий космодесантник, обязанный выполнять команды главы своего ордена, я подчинюсь вашим приказам… но я думаю о гибели этого корабля, как о смерти близкого друга.
— Я все понимаю, капитан. «Темпестус» всегда был братом магистру флота. — При этих словах Амрад повернулся к Шехерзу. Потертое лицо магистра имело темный оттенок, во лбу торчала дюжина штифтов за выслугу лет, а совершенно плоский нос показывал, что его неоднократно ломали. То было лицо борца и командира, одним своим видом вызывавшее уважение не меньшее, чем Венеций своей риторикой. — И все же таковы мои приказы. Пусть они ранят меня и тех, кто обязан их выполнять, они служат цели, которая стоит превыше наших жизней. Спрячь опасения на задворки сознания, встретиться с ними можно только тогда, когда битва будет выиграна. До тех пор ты должен думать лишь о долге.
— Разумеется, повелитель. Если мы хотим выдвинуться незамедлительно, мне надо обратиться к машинному духу. Необходимо посоветоваться, как лучше проложить курс.
— Позаботься обо всем, капитан, — распорядился Амрад и добавил: — И о тех немногих, кому хватило смелости высказать сомнения, не забудут.
— Я бы не скрыл их и от братьев по роте, а уж от магистра моего родного ордена тем более не может быть никаких секретов.
Последние из делегатов покинули часовню Нетерпимости, спеша отбыть на свои корабли раньше, чем «Темпестус» выйдет из боевого построения флота. Амрад и Шехерз разошлись в разные стороны: первый отправился на командный мостик, а второй — к бронированному ядру в недрах звездолета.
Самую первую деталь «Темпестуса» магосы Ризы построили вокруг древнего когитатора, вместившего машинный дух корабля. Еще до того как поставить килевые балки, они соорудили кожух для вычислительного устройства, история которого уходила в доимперскую эпоху на Марсе. Подобные духи были редки и невосстановимы, настоящие реликвии Темной эры технологий, когда, по легендам, они стали угрожать существованию своих создателей. Только самые мудрые и надежные из них пережили чистки эпохи Раздора и теперь значились среди старейших святынь человечества.